Гюляра Садых-заде

Адюльтер со смертельным исходом

Берлинская Staatsoper Unter den Linden: «Бал-маскарад» Верди

Катарин Наглестад(Амелия), Петр Бичала(Риккардо), Альфредо Даза (Ренато)
Foto © Ruth Walz

Йосси Вилер и Серждо Морабито – неразлучная парочка немецких постановщиков, спектакли которых идут по всей Европе. И даже в Москве, в «Новой опере» Серждо Морабито осуществил, лет пять назад, перенос «Нормы» Беллини из Штутгарта: правда, затея успехом не увенчалась. Ну, не прививаются на отечественной почве европейские выверты с утонченной рефлексией по поводу предметов и обстоятельств, с нашей точки зрения, и яйца выеденного не стоящих. Однако тандем «Вилер-Морабито» в Германии, да и в Австрии ценится знатоками высоко. На прошлом зальцбургском фестивале их «Русалка» по опере Дворжака – зрелище, на мой взгляд, довольно мутное и с музыкой не сообразующееся – вызвало сдержанную, но, в целом, положительную реакцию. А в 90-е годы на сцене Штутгартского театра, да и в том же Зальцбурге они представили ряд спектаклей, по-настоящему выдающихся – как, например, «Альчина» Генделя.

«Бал-маскарад», написанный 44-летним Верди по заказу театра Неаполя в 1857 году – типичное творение эпохи Рисорждименто. Он пропитан духом национально-осовбодительной борьбы, клокочет романтическим пафосом, пульсирует воинственно-маршевыми ритмами и, в общем, оправдывает убийство правителя – даже если этот правитель гуманен и просвещен, как Риккардо, губернатор города Бостона.

Ясное дело, Вилер и Морабито (последний, как правило, исполняет функцию литературного консультанта и отвечает за выработку базисной концепции) слегка переинтонировали историю о благородном графе, по уши влюбленном в Амелию, жену лучшего друга и советника Ренато. Подобные адюльтеры кончаются, как водится, плохо: то, что не удалось коварным заговорщикам, удалось ревнивому мужу, воспаленному жаждой мести. Ренато стреляет в Риккардо прямо на балу, посреди развеселой музыки и выпивающих гостей: кровавая трагедия разверзается внутри комедии, с масками, ряжеными и чернокожей джаз-бандой в жилетах цветов звездно-полосатого флага. Верди любит играть на контрастах: это свойство его драматургии постановщики всемерно подчеркнули.

Катарин Наглестад(Амелия), Петр Бичала(Риккардо)
Foto © Ruth Walz

Отзывы о спектакле были разноречивы. Однако это оказался тот случай, когда лучше все увидеть своими глазами; и услышать, разумеется – а слушать было что. Такой великолепный певческий ансамбль, как на рядовом спектакле Staatsoper Unter den Linden, не каждый день встречается . «Суперстар» Катарин Наглестад(Амелия) пела ровным, мягким, удивительно женственным сопрано, с тончайшими филировками звука на верхах, и сияла тихим светом неброской женской красоты. Соблазняла бедного Риккардо непропеченно-белым пышным телом и, буквально, истекала эротичностью, абсолютно лишенной какой бы то ни было агрессии. Когда во II акте примадонна появлялась в полупрозрачном неглиже, становились понятны страдания несчастного Петра Бичалы(Риккардо), изнывающего от неутоленной страсти. Бичала пел, как всегда, трогательно и искренне, в подлинно итальянской манере: со срывающимися «на слезу» лирическими верхами, обостренно выразительной, идеально точной интонацией. Все удавалось певцу в тот вечер: дружелюбная открытость образа удивительно гармонировала с его естеством. «Дуэты дружбы» с Ренато и «дуэты любви» с Амелией он вел с равным совершенством – но с разными оттенками страсти. То была работа истинного мастера: недаром на Бичалу такой повышенный спрос на оперных сценах всего мира.

Контраст характеров – доверчивый Риккардо, умный и осторожный Ренато ( его партию с впечатляющей экспрессией провел Альфредо Даза) – составил драматургическую ось спектакля, по которой стремительно развивались события. Тут надо отдать должное режиссерам: они сумели прописать характеры психологически верно и подробно, так что образы получились объемными, прямо-таки, стереоскопическими.

Взять, хотя бы, любовную сцену в опустевшем холле: взаимная игра отталкивания-притяжения, робкая нежность женщины и едва сдерживаемый напор мужчины – вплоть до финального заваливания на пол – сыграна была просто отлично. В третьем акте, на балу, ироническая интонация режиссеров превращает происходящее почти в фарс. Все уже перепились, натанцевались и в беспамятстве валяются на полу, вяло шевеля конечностями. Троица заговорщиков, едва соображая, где она и зачем, сидит на кушетке и бессмысленно таращится в зал, в безотчетном забытьи поглаживая гладкие ноги юной девицы в балетной «лебединой» тунике: это Оскар, травестийный персонаж, с виртуозно выписанной колоратурной партией. Ее блистательно спела юная, но весьма перспективная Сильвия Шварц.

Убийство губернатора происходит в алкогольных паморках. Ренато вдруг замечает, что рядом на кушетке воркует парочка: его неверная жена и лучший друг. Тыкает в бок рядом сидящего злодея в обличье банковского клерка. Тот передает тычок третьему: из-за пазухи медленно, двумя пальцами, извлекается пистолет и брезгливо, по эстафете, передается Ренато. Он, не глядя, стреляет другу в бок, прямо в печень: на рубахе Риккардо быстро расплывается кровавое пятно. Несчастный еще успевает пропеть довольно длинную прощальную арию – очередная оперная условность, за которую Верди досталось немало насмешек – и умирает. Finita la commedia.

Фактически, Вилер-Морабито рассказали очередную, вполне заурядную историю про семейную драму: что может быть банальнее адюльтера с женой друга? Но пронзительность, с которой она рассказана, множество метких, психологически верных деталей, которыми она обросла, придают ей пугающую достоверность. Есть смысловой акцент: «немой» персонаж- бонтонная, эталонно-светская жена Риккардо, лишь однажды теряющая свою хваленую невозмутимость и контроль над собой – в сцене смерти супруга – но тут же берущая себя в руки. Эта бессловесная роль придумана постановщиками – у Верди ее нет.

Второй «немой» персонаж, которого нет у Верди – маленький сынишка Амелии. Отец, пылая гневом и непримиримой жаждой мести, отбирает его у матери, узнав об измене. Получается, оба любовника отягощены грузом семейных обязательств, и оттого их любовь лишается моральных оправданий. Для постановщиков сверхсюжетом спектакля стало размышление на вечную тему, что главнее: любовь – или верность, чувство – или долг? Государственные склоки и возня оппозиции, представленная стайкой «офисного планктона» в галстуках и серых костюмах, отходят в спектакле на второй план. На третий – ритуалы вуду и пророчества в логове гадалки Ульрики. Разношерстная толпа маргиналов портового города становится колоритным фоном – не более того. Планы переплетаются и смешиваются, сценические смыслы накладываются друг на друга – и оттого спектакль становится захватывающе интересным: смотреть его было необычайно увлекательно.