Рене Папе: «Стремлюсь сделать людей счастливыми»
Интервью для "Журнала любителей искусства"
Рене Папе
Фото В.Барановского
Нам удалось встретиться с певцом во время его пребывания в Санкт-Петербурге. Разговор касался не только Вагнера, но и недавно выпущенного фирмой «Deusche Grammophon» сольного диска певца «Боги, короли и демоны».
Но начался разговор, вполне естественно, с фестиваля и Санкт-Петербурга, где Рене Папе выступает в течение уже нескольких лет.
- Кому обязаны мы счастьем регулярно видеть Вас в нашем городе? Как Вы себя здесь ощущаете?
- Я чувствую себя здесь очень-очень хорошо, и это мне легко сказать. Для меня большая честь быть частью музыкального сообщества Санкт-Петербурга на протяжении почти четырех лет, и я рад тому, что у меня есть фантастическая возможность создавать музыку вместе с выдающимся оркестром Мариинского театра и Валерием Гергиевым. Я очень рад, что каждый год меня снова приглашают. Я люблю город сам по себе, люблю людей здесь, мне все здесь нравится.
- Вы пели в нынешний и прошлый приезд Вагнера. Считаете ли Вы себя в первую очередь вагнеровским певцом?
- Я широко известен как исполнитель Вагнера, но я также пою партии в операх Верди, Моцарта и даже в русских операх.
- Давайте поговорим о Вашем сольном диске «Боги, короли и демоны». Дает ли он полное представление о Вас как о певце?
- Он представляет мой репертуар. Я был счастлив после 20-ти лет на сцене записать свой собственный диск. Но я был разочарован тем, что не увидел этой записи на стеллажах музыкального магазина в Концертном зале Мариинского театра. Хотелось бы, чтобы у публики был шанс покупать записи не только моих знаменитых коллег – теноров, сопрано, но и басов. Нам тоже есть что сказать.
- Здесь этот диск пока трудно найти. Я покупала свой в Дрездене. И очень удивилась, обнаружив среди включенных в него произведений две арии из «Демона» А. Рубинштейна. Исполнены они Вами фантастически: звук, фразировка - все было идеально. Как Вы пришли к мысли включить эти арии в свой репертуар, это довольно неожиданно для немецкого баса?
- Я обязан идее этого диска Джорджу Лондону, который тоже записал эти арии на свой знаменитый сольный диск, вышедший в 60-70-е годы. Впервые услышав его, я воскликнул: «Вау, какая красивая музыка!». Мне советовали спеть эти арии многие русские коллеги. И Дмитрий Хворостовский, с которым мы дружим, в свою очередь, говорил мне о том, что «Демон» – совершенно фантастическая опера с прекрасной музыкой. Он тоже поет эти арии, и у него больше дыхания, но я делаю это по-своему. А то, что я немец, в данном случае не имеет значения. Если я в чем-то могу преуспеть, почему бы и нет.
- А Вы не хотите спеть всю оперу?
- Пока нет. Она довольно редко появляется в репертуаре театров даже у вас в России.
- А «Мефистофеля» Бойто? Ария из этой оперы тоже есть на диске.
- Это есть в моих планах.
- А какие еще партии есть в Ваших планах?
- Я нахожусь на оперной сцене уже 20 лет и спел за эти годы множество партий различного характера и стилистики. И сегодня мне хотелось бы больше сконцентрироваться на Lied. Я буду активно выступать в оперных театрах еще года два, но затем я остановлюсь.
- И что же, мы не сможем услышать Вас на оперной сцене?
- Сможете, конечно, я буду петь одну-две оперы в год.
- С чем связано такое Ваше решение?
- Я выступал в опере столько лет, и мне хочется перемен, хочется больше уделять внимания камерной музыке и другим вещам в жизни.
- Это очень интересно, но печально.
- Ну почему же, я буду выступать не менее двух раз в год в разных городах, вы сможете меня услышать в опере, но я больше сосредоточусь на камерной музыке и других проектах.
- Какую камерную программу Вы поете в этом году?
- Я начал петь в этом году в Нью-Йорке в Карнеги-холле программу из песен Шуберта, Шумана и Вольфа и продолжу выступать с ней до конца этого года, на следующий год собираюсь подготовить еще одну программу.
Рене Папе с музыкантами Октета Берлинской филармонии
Фото В.Барановского
- А какие партии, из тех, что Вы поете, являются вашими любимыми?
Рене Папе с музыкантами Октета Берлинской филармонии
Фото В.Барановского
- Моя любимая партия всегда та, которую я пою в данный момент. Так что на данный момент это Гурнеманц в «Парсифале». Следующей станет партия в оратории Мендельсона «Святой Павел», потом «Реквием» Верди.
- А что еще входит в сферу Ваших интересов, Вы говорили, что собираетесь сосредоточиться на каких-то других вещах в жизни.
- Последние годы я так много уделял внимания музыке и опере, что сейчас мне хочется обратиться к литературе, культуре в целом, истории. Я хочу заняться самообразованием, развить свой ум.
- Звучит интригующе. А что в области литературы Вас привлекает?
- Очень люблю русскую литературу.
- Я читала, что Вы учили русский язык в школе. Вы говорите по-русски?
- Да я учил русский язык. Я не говорю по-русски, но могу читать. И я открыт для восприятия истории, мне хочется узнать больше, не только в области немецкой или европейской истории, но заняться изучением истории арабских стран, Азии. После 20-ти лет в опере мне не хочется еще 20 лет посвятить не тому же, а участвовать в других сторонах мировой жизни.
- Я читала, что Вы были бунтарем в юности. Осталось в Вас это бунтарское начало? В чем оно проявляется?
- Да, во мне это осталось, но внешне не проявляется. Я был непростым подростком, моя юность пришлась на социалистические времена, когда у нас был большой брат – Россия. Я всегда восставал против этого (не против России, а против коммунистических идей), но я выучил преподанные жизнью уроки. Хотя как я был бунтарем, так им и остался. Являясь частью музыкального мира, я всегда хочу сказать что-то свое и никогда не принимаю тупых и скучных вещей. Всегда стараюсь быть не таким, как все. Не из стремления отличаться, а потому, что мне необходимо выпустить наружу то, что сидит внутри.
- Что Вы в этом мире любите, а что не принимаете, может быть, ненавидите?
- Это сложный вопрос. Я люблю очень многое в этом мире. Конечно, есть многое, что я не принимаю. Мне не нравятся какие-то вещи, но я не могу сказать, что я что-то ненавижу. И с моим характером и возможностями я стремлюсь изменить мир к лучшему. Конечно, во многом это все равно что биться лбом о стену, но я пытаюсь. Это значит, что, когда я исполняю музыку, пою, я стремлюсь сделать людей счастливыми, может быть, не сразу, постепенно. И я готов на все ради того, чтобы оторвать людей от их привычной рутины. Ведь восприятие музыки объединяет.
- Вы делаете великое дело. А думаете ли Вы о публике, когда поете? Что для Вас идеальная публика?
- Нет идеальной публики, есть просто публика. Вы не сможете соединить публику в России с публикой в Америке или в Германии. Я рад, что у меня есть публика, что есть люди, которые приходят в оперу, на концерт, не только послушать именно меня, но ради музыки. Я счастлив, пока у классической музыки есть своя аудитория. И совершенно не важно, где вы выступаете, если вам удается сделать людей счастливыми.
- Вы говорите о классической музыке, но я знаю, что у Вас был поворот в совершенно другую сторону, когда Вы исполняли музыку группы «Rammstain». Вы делали это ради эксперимента?
- Нет, в этом проявился мой бунтарский дух. Но когда люди говорят, что я пел музыку «Rammstain», это не совсем верно. Это была концертная программа с большим оркестром, современная музыка, написанная для меня Торстеном Рашем, с использованием поэзии и мелодий группы «Rammstain». Но это нельзя сравнивать с рок-музыкой и говорить, что Рене Папе стал исполнять рок. Хотя лично мне музыка группы «Rammstain» нравится, но этот цикл не был пересечением с роком, потому что это была современная музыка для симфонического оркестра. Мне было интересно исполнить это еще и потому, что обычно я не исполняю современных произведений, а мне нравится делать что-то особенное. Вообще, в современной музыке много всякой ерунды, мне очень часто предлагали что-то исполнить или хотели написать какое-то произведение специально для меня, и я всегда говорил нет и старался держаться от таких вещей подальше. Но в этом случае сложилась фантастическая комбинация из дружбы, таланта, прекрасной музыки и, конечно, выдающейся поэзии «Rammstain». Это, конечно, депрессивная поэзия, но замечательная, продолжающая сегодня линию великой немецкой литературы, начинающуюся от Гете. Ведь и Гете когда-то был современным писателем. И поэзия «Rammstain» – выдающееся современное произведение.
- Вы считаете, что их поэзию можно сравнить со стихами Гете?
- Да. Вы не можете поставить их рядом, потому что есть, конечно, временной промежуток. Но если провести линию традиции немецкой поэзии от Гете, то она приведет к «Rammstain».
- Вы планируете еще какие-то пересечения с другими областями творчества?
- Нет. Во-первых, я вообще не планирую каких-то вещей. Особенно, если говорить о пересечениях, тем более, я вам уже объяснил, что это не было каким-то пересечением с другой областью. Но когда появляются какие-то идеи, исходящие от друзей, становится возможным что-то новое. Но я не люблю планов. Я делаю то, что мне нравится.
- Но Вы же планируете свой график выступлений. Вы не собираетесь спеть свою камерную программу в Санкт-Петербурге?
- Если меня пригласят – конечно. Петь программу из Lied – что-то особенное. И мне хотелось бы в России, где меня уже знают как оперного певца, показать эту более интимную сторону моего творчества, когда на сцене только вы и пианист.
- Вы включаете в свою программу только немецкую музыку?
- Это пока. Я уже исполнил многие песни Мусоргского, циклы «Без солнца» и «Песни и пляски смерти» и в оркестровой, и в камерной версии, так что мне знакома и русская традиция.
- Вы не собираетесь записать свои камерные программы?
- Пока нет.
- Вы все еще являетесь эксклюзивным артистом фирмы «DG»?
- Я был им, но уже не являюсь. Быть эксклюзивным артистом все равно что сидеть в клетке. Вы ничего не можете делать, если фирма этого не хочет. Так что я их поблагодарил и попрощался.
- Мы надеемся, что Вы приедете в Санкт-Петербург еще.
- Я буду стараться приезжать, насколько смогу.
- Вы спели в концерте фрагмент партии Вотана. А когда она прозвучит целиком?
- В постановке Ла Скала будущей весной пойдет «Золото Рейна», потом осенью – «Валькирия», затем эти спектакли пройдут в Берлине. Это сотрудничество между двумя театрами стало возможным благодаря Даниэлю Баренбойму, который связан и с тем и с другим. Поэтому новое «Кольцо нибелунга» сначала пройдет в Милане, потом в Берлине.
- У Вас есть любимый театр?
- Это все равно что иметь любимые стены. Я их все люблю, у каждого свои правила (вы не можете совместить, например, Штаатсоперу в Берлине с Мариинским театром), но у каждого свой шарм.
- Кажется, ни один из крупных мировых театров не может обойтись без Вашего участия во время больших событий и празднования юбилеев: Вы пели недавно на 140-летии Венской оперы, участвовали в концерте к 125-летию Метрополитен-опера. Есть ли для Вас особый смысл в участии в подобных событиях?
- И да, и нет. Для меня имеет значение каждое место и каждое событие. Иметь честь выступать для людей и делать их счастливыми само по себе является большим событием, не важно, сидит 100 человек в зале или 3000. Я даю то, что в состоянии им дать, – это важно. Конечно, иногда находит усталость, и ты чувствуешь себя потерянным в этом мире. Но выходить на сцену и отдавать то, что можешь, – это большое счастье.
- Сегодня у Вас мировая известность, любовь и почитание от поклонников во всем мире. Остались ли какие-то из Ваших амбиций неудовлетворенными?
- Вы никогда не можете быть удовлетворенным до конца. Когда вы покидаете сцену и идете в гримерную, то думаете, что могли исполнить что-то лучше. Но это только вы сами, остальные считают, что вы пели прекрасно. Но когда вы сами начинаете думать, что вы были велики сегодня, вы кончены. Поэтому у меня никогда не остается ощущения после концерта или спектакля, что я дал лучшее, на что способен.
- И тем не менее, Вы планируете оставить оперу?
- Я не планирую оставить оперу, я хочу перестать жить только оперой – в этом большая разница. Я хочу открывать для себя новое, что, согласитесь, после 20-ти лет в опере является моим правом.
- И я надеюсь, что мы еще услышим Вас как в опере, так и с камерными программами.
- Я буду это совмещать.
