English   Русский

Новый Старый Большой театр

Главное фойе.
Фото Дамира Юсупова

Главным культурным событием последних месяцев 2011 года стало открытие после шестилетней реконструкции исторического здания и основной сцены Большого театра России. Количество публикаций, телевизионных репортажей и трансляций, дискуссий в интернете и громких заявлений, появившихся под занавес года в связи с главным театром страны, поражает воображение. Помпезный концерт-открытие и «космические» цены на билеты, эмоциональные обвинения выдающегося танцовщика Николая Цискаридзе по адресу реставраторов, открытое негодование публики во время премьеры оперы «Руслан и Людмила» в постановке Дмитрия Чернякова,  скандальные репортажи на Театральной площади во время предварительной продажи билетов на балет «Щелкунчик», исполнение хором и оркестром театра Ла Скала «Реквиема» Верди, неясные причины ухода из театра самого «валютного» балетного дуэта последнего пятилетия Натальи Осиповой и Ивана Васильева, новая помпезная редакция «Спящей красавицы» Юрия Григоровича и, наконец, возобновление одного из самых культовых спектаклей Большого – оперы Мусоргского «Борис Годунов» в послевоенной постановке Леонида Баратова… Такого количества резонансных событий хватило бы на сезон, но их концентрация в одном календарном месяце буквально всколыхнула околотеатральную общественность.
Как известно, любой ремонт нельзя завершить, его можно только прекратить. Именно это и произошло, когда Президент России Д. А. Медведев назначил дату концерта-открытия – 28 октября 2011 г. О ходе реконструкции исторической сцены Большого театра ещё будут написаны монографии, но уже сейчас очевидно, что самая главная проблема этой стройки состояла в отстранении и самоустранении от неё серьёзных архитекторов Москвы. Именно поэтому беспрецедентные расходы на черновые работы были связаны не столько с «укреплением» самого здания, сколько с творческой фантазией авторов первоначального проекта реконструкции, «подаривших» театру объективно ненужный подземный концертный зал (как заметил один мой знакомый, проводивший независимый аудит этой стройки: «Уж лучше бы украли, чем так бездарно потратить»). Между тем, миф о воровстве, якобы процветавшем в процессе реставрации театра, теперь уже не умрёт никогда. К сожалению, именно этот низменный пафос народного обличения стал темой ярких заявлений Николая Цискаридзе. В своем нашумевшем интервью выдающийся танцовщик не только назвал «преступлением против музыкального театра» вполне объективные неудобства артистических помещений (отсутствие окон в гримерных и кафельный пол в коридорах, появившийся в театре в соответствии с современными требованиями пожарной безопасности), но и обвинил большой коллектив высокопрофессиональных реставраторов в подлоге. Можно поверить в искреннюю некомпетентность премьера Большого балета в вопросах технологии «двухуровневого» (глянцево-матового) золочения, позволяющего ложам Большого театра сиять «объемным блеском», но в то, что Николай Цискаридзе не в состоянии отличить настоящую бронзу от «крашеной железки», поверить очень сложно. Так же, как сложно предположить, что на каком-то предприятии были специально изготовлены точные копии около двухсот дверных ручек и восьмидесяти двух канделябров из более дешевого, чем бронза, сплава, и никто этого, кроме Николая Цискаридзе, не заметил. Абсурдность самих этих обвинений очевидна. Для чего дезинформировать общественность, заявляя о массовой пропаже бронзовых дверных ручек и канделябров, непонятно. Причины этих бесцеремонных заявлений артиста с мировым именем могут быть какими угодно (как и причины не менее фантастических обвинений по адресу руководства театра и страны со стороны Майи Михайловны Плисецкой, на которые великая балерина никогда не скупилась). Но если быть до конца последовательным, то нужно самому отказаться от выступлений на сцене театра, который ты считаешь недостаточно хорошо отреставрированным для представления твоего таланта. Поэтому отсутствие имени танцовщика в списке участников гала-концерта не могло не показаться вполне закономерным.

Хоровой зал.
Фото Дамира Юсупова

Вообще говоря, к составу торжественного концерта-открытия, уже ставшего частью новой истории Большого театра, могут быть предъявлены и вполне оправданные претензии.  Чтобы придать открытию основной сцены статус артистически международного события, совершенно излишне было приглашать импортных звезд, истязая их разучиванием русских текстов. Вполне достаточно было одного Дмитрия Хворостовского, которого за границей прекрасно знают. Участие в концерте Натали Дессей, Виолеты Урманы и Анжелы Георгиу, которых с Большим театром, вообще, ничто не связывает, лишь дополнительно подчеркнуло отсутствие в труппе певцов мирового масштаба. Оно, конечно, и так очевидно, но стоило ли этой декларацией открывать легендарную оперную сцену? Ведь не случайно для участия в гала-концерте не пригласили из-за границы ни одну балетную этуаль. Напротив, свои-то примы и премьеры не все уместились в программе. Между тем, идеологически выдержанное, внутренне стройное (насколько, вообще, может быть стройным дивертисмент из оперно-балетных номеров) и остроумно оформленное официальное открытие театра стало не только экскурсом в историю главного здания на Театральной площади, но и продемонстрировало реальный расклад художественных сил в коллективе. Универсальный хор, крепкий оркестр, непобедимая балетная труппа и слабая группа оперных солистов, ни один из которых не принял участие в исполнении новой версии оперы Глинки «Руслан и Людмила», премьера которой состоялась через несколько дней после официального открытия исторической сцены.
Новый спектакль Дмитрия Чернякова стал символом интерпретаторского абсолютизма, агрессивно вытесняющего в современных оперных постановках любой намёк на комплиментарность по отношению не только к зрителю, но и к материалу. Открытое противостояние театральной публики во время спектаклей премьерной серии, возгласы недовольства как отдельными сценами, так и режиссёрской концепцией, в целом, вылились в бурные дискуссии как на любительском, так и на профессиональном уровнях. Как и в случае с составом гала-концерта, режиссёром которого также выступил Дмитрий Черняков, эта бурлящая пена негодований и протестов лишний раз подтвердила, что  у  руководства главного театра страны отсутствует вдумчивая политика по развитию оперной труппы и что не только у простого обывателя, но и у профессиональной критики наличествует крайне низкий уровень подготовки к подобным художественным провокациям. Пеняя постановщику на то, что он не оправдал возложенных на него надежд и чаяний (а он обещал, что оправдает?), наши публика и критика почему-то совершенно забыли о том, что, кроме очевидных недостатков, у спектакля существуют не менее очевидные объективные достоинства. Практически ни один критик или блоггер не отметили феноменального по сложности и качеству сценографического решения оперы «Руслан и Людмила», уникальных по красоте костюмов и драматургической оригинальности самой идеи. Неудивительно, что практически никто не оценил тех условий, в которых выпускался спектакль одновременно с репетициями концерта-открытия и едва ли не параллельно с завершением ремонтных работ (часть которых в театре не завершена и до сих пор!). Никто не отметил того, что сложнейшие декорации монтировались в коробке сцены, воздух которой до сих пор наполнен строительной пылью, что видеоинсталляции настраивались буквально на ход, в сжатые сроки, что та нагрузка, которую вынес коллектив театра, в авральном режиме приспосабливаясь к неудобной планировке внутренних помещений исторического здания, к малознакомому оборудованию и к не до конца запущенному в работу оснащению сцены, — это уже сам по себе подвиг. Конечно, зрителя не должен волновать закулисный процесс, но хотим мы этого или не хотим, с этим сложнейшим процессом приспособления труппы и технических служб театра к работе в новых условиях был связан не один срыв генеральных прогонов и оркестровых репетиций, что не могло не сказаться на качестве выпускаемых премьер, самой значимой из которых стало возобновление на исторической сцене балета «Спящая красавица».
Казалось бы, что может быть безупречнее идеально станцованного шедевра Чайковского-Петипа в практически эталонной по своей комфортности и строгости редакции Юрия Григоровича, оставившего самое ценное и укрупнившего самое значимое? Но и здесь наши критика и публика, отдав должное премьерному дуэту Светланы Захаровой и Дэвида Холберга, катком проехалась по помпезному оформлению спектакля, чрезмерно яркому декору планшета сцены и, разумеется, по купюрам, без которых вместить гигантский материал «Спящей красавицы» в два акта было бы невозможно. Однако критики купюр, произведенных в «Спящей красавице» Юрием Григоровичем, забыли, что многих номеров (прежде всего, знаменитого антракта со скрипичным соло из второго акта), которые были опущены балетмейстером в новой редакции, не было также и в предыдущей редакции, но тридцать пять лет эти купюры никого не волновали, а теперь вдруг о них вспомнили, как бы нехотя признавая тот очевидный факт, что второй такой классической балетной труппы в мире не существует.   

Лестница на уровне бельэтажа. Фрагмент старой кладки стен.
Фото Дамира Юсупова

На фоне премьерного оживления вокруг «Спящей красавицы» разыгрывалась не менее захватывающая драма с предварительной продажей билетов на другой балет Чайковского в постановке Юрия Григоровича. «Щелкунчик» в Большом театре для всех поклонников балета – это не просто символ Нового года, но и одно из эталонных воплощений партитуры Чайковского, абсолютный шедевр, в котором нет ни единого лишнего жеста, ни единого неудачного па. Попасть на этот спектакль — мечта сотен и тысяч зрителей, и не случайно возобновление этого балета на основной сцене театра вызвало дикий ажиотаж у публики. Сначала в интернете, а потом в прессе и на телевидении появились репортажи о жёсткой мафиозной структуре перекупщиков театральных билетов, фактически монополизировавших доступ в Большой театр. Эта истерия захлестнула буквально все слои общества, включая те, которые впервые узнали о существовании Большого театра только  из репортажей о невозможности в него попасть. Как это ни странно, именно в дни этой истерии на сайте театра в свободной продаже висели билеты на ближайшие спектакли  премьерной серии показов «Бориса Годунова» по цене от восьмисот рублей, а в течение следующих недель в режиме он-лайн можно было приобрести билеты именно на балет «Щелкунчик» по цене от четырехсот рублей (на новой сцене) до десяти тысяч рублей (на основной сцене). Но ведь кроме интернет-продажи, существует еще форма коллективных и индивидуальных заявок, которые рассматриваются и удовлетворяются кассами театра в первую очередь. До сих пор сложно понять, кому и зачем была нужна эта истерия (как известно, билетная мафия существует во всем мире, за исключением, наверное, только США, где масштабы оперных театров не уступают по вместимости нашим стадионам), ибо если желание  наших людей толкаться в очередях так неискоренимо, то поделать с этим, видимо, ничего нельзя, по определению. В настоящее время в свободной продаже есть билеты на все спектакли театра как на основную, так и на новую сцены, начиная с февраля 2012 г., но сколько бы то ни было серьёзного ажиотажного спроса ни на оперу, ни на балет не наблюдается. Билетов предостаточно, и их количество не спешит уменьшаться. Неужели вся эта нервическая страсть к билетам в театр была просто кем-то и для кого-то разыграна? Или желание ходить в Большой театр – такое же сезонное явление, как смена кожаных плащей на меховые манто? В любом случае в результате этих «страстей по искусству» огромное количество читателей и телезрителей, на которых произвели  впечатление битвы за билеты, до сих пор не может поверить в феноменальную доступность спектаклей Большого театра для всех желающих, так как цена на билеты стартует от пятидесяти рублей (на новую сцену) и от ста рублей (на основную), а приобрести эти билеты не очень сложно прямо на сайте самого театра, достаточно проявить усердие и настойчивость.
Не меньшее недоумение вызывает и репортажная протокольность, которой сопровождалось возобновление легендарной постановки «Бориса Годунова», оставленной нашей прессой почти без единого серьёзного разбора. Инструментальная, вокальная, постановочная составляющие – всё было на высоком, хотя и далеком от идеального, уровне. Но, не получается ли, что если ругать нечего, то и хвалить не стоит? Всё это наводит на грустные мысли о том, что мы, окончательно превратившись в общество потребления, относимся к национальной святыне как к супермаркету, куда не завезли любимые нами отбивные. Эта обывательская позиция нашей критики наглядно отражает потребительскую сущность отношения к культуре всего нашего общества.  Наш обыватель не замечает, что в семиэтажном здании театра появились лифты, он замечает только то, что один из них не работает. Наш обыватель не замечает, что в новом гигантском пространстве буфета, убранного под самую крышу и избавившего центральные парадные фойе и проходы от ненужной толчеи, практически не стало очередей, он замечает только то, что в буфет теперь трудно и высоко добираться. Наш обыватель не замечает, что каменный пол на этажах надёжнее, экологичнее и практичнее вытоптанного паркета, наш обыватель не замечает новых комфортных туалетов, сменивших отвратительные поэтажные отхожие места советской эпохи, наш обыватель не замечает новых дополнительных входов через боковые подъезды и т. д., и т. п. Почему наш обыватель замечает только то, что в состоянии спровоцировать его недовольство? Обидно и странно, что эта претенциозно-потребительская обывательщина, к сожалению, пропитала едва ли не всю текущую критику по адресу Большого театра. Большой, как и любой другой театр, есть за что критиковать. Но стиль даже самых резких оценок не должен затуманивать здравый смысл, в рамках которого не ошибается только тот, кто ничего не делает, тем более, что единственным серьёзным недостатком главного театра страны сейчас является не художественный уровень его творческих коллективов, а его администрация, стратегическое усиление которой сегодня – первоочередная задача театра, стремящегося занять одну из лидирующих позиций в мировом рейтинге.